Так как в Саратове на старосербском может изъясняться разве что один человек – В.Студианов, то именно с его переводческой подачи мы можем сейчас – год спустя, проследить за канвой трилогии, вернее – второй ее части – романа «Гильза».

Изначально машинописная копия романа, оказавшись в заинтересованных руках в Белграде, вызвала немалый интерес. После публикации трех книг трилогии в Сербии, получивших положительную оценку в прессе, сербские филологи отметили, что язык романа стал полнейшим анахронизмом: следовательно – молодые языковеды могут изучать прошлое своего народа с языковой стороны и по трилогии Арсениевича. К первой книге, вышедшей в Белграде, был приложен глоссарий. Пример языковых несоответствий романа и современного сербского хотя бы в том, что по-сербски, как и по-русски, овца и есть овца, а по старосербски – скуба.

Вторая переведенная со старосербского на русский часть романа-трилогии посвящена 65-й годовщине победы над фашистской Германией. В книге, доступной русскоязычным читателям, описываются события периода Второй мировой. Бранко Милутин Арсениевич кропотливо живописует не просто военный быт горцев, но в мельчайших подробностях отслеживает быт и психологию людей, находящихся в тюрьме, ставших в прямом смысле заложниками военного времени, которых расстреливали по счету - каждого десятого.

В начале Второй мировой, еще будучи подростком, Бранко принял участие в партизанском движении на родине – в Югославии. Приговоренный к длительному тюремному заключению оккупационными итальянскими войсками, бежал из крепости Сан-Джимиано близ Флоренции. Воевал в составе 23 бригады имени Гарибальди в Центральной Италии. В мае 1944 года Арсениевич вступил в ряды Югославской народной Армии как боец 1-й танковой пролетарской бригады. Летом того же года он был направлен на обучение в СССР, откуда вернулся командиром танка Т-34. И снова на фронт – упорные бои уже на территории самой Югославии. Войну Бранко Арсениевич, которому едва успело на этот момент исполниться двадцать лет, закончил в звании капитана армии. Далее последовал разрыв дружбы с лидером послевоенной Югославии Тито, заключение в титовском концлагере, побег после отбытия срока в СССР, работа в Саратове – в консерватории и в общественно-политическом еженедельнике «Земское обозрение», которое он возглавил в последние годы жизни.

Читатель «Гильзы» будет слегка разочарован отсутствием эротико-мистических коллизий в канве второй части «Приливов и отливов». Возбудившую абсолютно трех разных по положению и взглядам на мир мужиков Тану в этой – средней - части повествования расстреляют.

Любопытна сентенция автора, приведенная в третьей главе: «У каждого человека, умеющего думать и говорить, есть какая-то личная норма слов, высказываемых в течение дня. Если по какой-то причине: по болезни или по стечению иных обстоятельств он лишен возможности своевременно выговориться, то слова в нем накапливаются, как молоко у недоенной коровы, и так же, при случае, начинают сочиться сами по себе, капая впустую, «как молоко в навоз».

Сатирически описан в «Гильзе» предатель своего горского народа Лопата Стево по прозвищу Ечменица. Он сам был заключенным, но с отдельной камерой, в которой занимался мордобоем других арестованных противников оккупационной власти и с привилегией свободного выхода в городок Богданов.

Вот прелюбопытный пример мастерства Арсениевича-литератора в описании этого подонка: «Есть у Еменицы один изъян, а может, и достоинство (иногда трудно отличить изъян от достоинства) – любит он произносить речи. Случается это обыкновенно два раза в неделю: по понедельникам и пятницам. Выносит он из «концулярии» небольшой сундучок, своего рода передвижной постамент, устанавливает его посредине двора, взбирается на него, вскидывает правую руку вверх, как Муссолини, и начинает говорить: о победном наступлении Рейха на Восточном фронте; о непобедимости немецкой армии, которая стальными гусеницами танков бороздит поля прогнившей России. Затем обрушивается на Индию, Китай и, продвигаясь дальше на восток, чтобы соединиться с японскими войсками, воздвигает ось, вокруг которой в ближайшие несколько веков будет вращаться жизнь на нашей планете». Этот урод мгновенно поджимается перед пусть самой мелкой – но реальной властью в виде итальянского офицера, ведущего счет на каждого десятого – приговаривая, таким образом, горцев-заключенных к расстрелу.

Помимо душераздирающих тюремных сцен в «Гильзе» ярко выписана психология партизанской толпы, решающей – оставить ли в живых главного героя романа, добровольно пришедшего к коммунистам от четничской службы. Этот человек потерял дочь – Тану, но не пал духом. Вот как описаны события похорон красавицы Таны в четвертой главе: «Знали в Баневице, что Светозар приказал похороны Таны не устраивать, а на следующий день блудницу вместе с итальянским наушником закопать в какой-нибудь яме у ручья, там – у места казни. Но у народа было совсем другое настроение. Почему бы не прийти и не похоронить Тану, как принято и положено? За это никто никогда не наказывал. Если люди были в ссоре, то похороны им всегда помогали мириться, а в причитаниях можно выразить то, о чем в другое время помалкивают. К тому же Тана вовсе не блудница: она сдалась сама, чтобы брата освободить. Да и итальянцы не такие дураки, чтобы своих проституток просто так отдавать четникам для казни. Как всегда в подобных случаях, когда ложь и правда сплетаются в один клубок, люди сердцем почуяли, где истина, и мужчины ее в течение ночи жалели, а женщины оплакивали».

Собственно, описывая еще довоенные отношения героев, Арсениевич выявляет через хитросплетения сюжета именно правду. Зная Бранко Милутина в последнее десятилетие его жизни, я поражался подчас интуитивному у него правдоискательству, лишь для видимости и в силу юношеских убеждений прикрытому социалистическими утопическими идеями. Правдоискательство привело Арсениевича в грязную клоаку политики. Вместе с политическим деятелем области Макаровым он восхвалял Аяцкова, присутствовавшего на собрании саратовского земского союза. Геополитика Арсениевича подчас не выдерживала критики даже на момент публикаций. Тогда как роман о своем народе, о людях, с которыми он родился и мужал, был бы прекрасным и всеми любимым. Если бы не одно «но». Это – перевод. В двух переведенных со старосербского частях трилогии нет литобработки. Чтение выписанных не по-русски фраз затрудняет проникновение в смысл. Вероятно, с появлением третьей книги на русском у трилогии возникнут спонсоры, озабоченные донесением текста до русскоязычных масс. Тогда в новом переиздании роман-трилогия будет готов для экранизации. Жаль также, что в «Гильзе» помимо мистики и эротики практически пропадает описание природы. Поверьте, на это Арсениевич – мастер. Хочется прочитать все три книги. Для ознакомления с «Гильзой» все вопросы к вдове писателя – Лидии Петровне. Контакты можно осуществить через главу Столыпинского культурного центра Юрия Преображенского.